[Podlesok]

Название: -
Автор: Neverra
Бета: Нет
Фандом: Axis Powers Hetalia
Размер: Драббл
Рейтинг: G
Персонажи: Россия, вскользь - Америка и Европа
Дисклаймер: Да я вообще не при делах!
Размещение: Где хотите, только отпишитесь.
От автора: Внезапно увлеклась Хеталией (ну, как внезапно - там же Ва-анечка)), но фик по ней пишу в первый раз. К тому же не дружу с историей (беда-беда). Так что жду конструктивной критики))

на страх и риск...

Брагинский больше не улыбался на собраниях, конференциях и прочей говорильне, которую они устраивали то и дело. Брагинский, ходили слухи, теперь вообще улыбался редко. Оно, в общем, и верно – право улыбаться и творить, что вздумается, он потерял. Теперь балом правят другие…
«Империя зла» разваливалась. Этому невозможно было не радоваться. Особенно усердствовал в своей радости Америка, наслаждаясь бессилием противника. Конечно, он старался это скрыть – политес и прочие шарканья – но у него не слишком хорошо получалось. А еще Альфред наглел, с каждым разом все больше и больше. Это было отнюдь не удивительно и тоже, по сути, правильно. Он победитель, он сильнейший, он один остался из них двоих. Ничего не попишешь – закон джунглей. Хотя в гуманистическом обществе это зовется как-то иначе.
Вот так оно и шло: Альфред напирал, Брагинский поддавался, почти прогибался под чужим напором, лишь изредка огрызаясь. Как-то несерьезно и жалко. А стервятникам, что кружили над умирающим Союзом, оно было только в радость: как там Иван иногда говорил, «собака лает, ветер носит»?.. Они вырвали у зверя клыки и отныне могли позволить себе, что угодно. Даже поиграть в милосердие…
Россия терпел. Он все терпел, включая сочувствие и фальшивые улыбки. И вообще, вел себя немного странно… для Брагинского. Просто молча старался разгрести воцарившийся в стране бардак, отставив в сторонку свою эксцентричность. Еще бы, при таких делах! То, что у него там творилось, пожалуй, похлеще «Великой депрессии» было. А, может, и нет. Западу было все равно – Запад наслаждался.
На самом деле, краху России больше всего радовался вовсе не Америка. Он просто сидел за своим океаном и злорадно потирал руки, он не знал Брагинского так долго, как знала его Европа, не трясся долгие годы под боком у непредсказуемой «Империи зла», не сталкивался с ним напрямую, не…
…не видел, как он возвращается. А европейцы видели. Некоторые – даже не раз.
Они помнят разного Ивана, в конце концов, ни одна страна не может остаться неизменной после стольких лет. Метаморфозы, накапливающиеся со временем, можно либо принимать, либо – нет. Если небрежно отбросить их в сторону, в итоге можно кончить как Византия, Орда или, скажем, Речь Посполитая… Они красиво жили – сильно, ярко – а потом исчезли. А чертов Россия как был, так и остался!..
Европа помнит разного Брагинского: мальчишку в сползающем на глаза шлеме и с игрушечного размера топориком в руках; оборванного подростка со злыми, волчьими глазами; юнца в лихо заломленной стрелецкой шапке; молодого мужчину, одетого по последней европейской моде и бегло изъясняющегося по-французски; наконец, того Брагинского, что пришел как-то на очередную конференцию в шинели и валенках, и с маленьким пятнышком крови на конце шарфа.
Помнит, как болезненно он принимал эти изменения – тут Россия ничем не отличался от прочих стран – как пропадала улыбка, заострялись черты лица, залегали тени под глазами, и нервно подрагивали пальцы, привыкшие к тяжести оружия.
И как спустя некоторое время он… приспосабливался, наверное, привыкал, они тоже помнили. Ведь с каждым разом Брагинский становился страшнее.
Европа радовалась падению СССР куда сильнее Альфреда, хоть и скрывала это всеми силами. Это была шальная – хмельная – радость, которую пьешь и не можешь напиться. «Как в ночь перед казнью», - тихонько ворчал Германия, не уходя, но и не присоединяясь к веселью. Видеть Ивана в таком состоянии ему было почти больно, так что Людвиг решил просто подождать и посмотреть, что будет. И подсобить, если случай выдастся, ведь почти братья – столько вместе крови пролили. «Ирония судьбы», - говорил Брагинский, вяло ухмыляясь неизвестно чему…
До них не сразу дошло, что Россия почти оправился: в этот раз он не изменил своим валенкам и шинели, ведь демократия – носи что хочешь. Не сразу Европа поняла, что все «халява кончилась, начались суровые будни». Так Брагинский сказал. Сказал и принялся огрызаться, «строить внешнюю политику», с той же уверенностью, что раньше, когда он еще считался «Империей зла». Кое-кто даже подумывал вернуть ему старый титул, но как-то не срослось. Вот только методы у России были теперь другие.
А улыбка – прежняя, наводящая страх не хуже столь любимых Альфредом фильмов ужасов…